Голод порой нашёптывает своему невольному носителю идеи, весьма сомнительного уровня вменяемости. Фэй, например, он последние дни предлагал что-то на манер: "А почему бы нам не закусить во-о-он той покачивающейся в такт незатейливой мелодии ногой? У людей их всё равно по две, с него не убудет!"
Чтобы не поддаться на уговоры, приходилось в срочном порядке откладывать все свои дела и ставить в приоритет очередной рейд на кухню, где всегда был шанс выпросить [или просто стащить] что-нибудь, способное заткнуть "советчика" хотя бы на пару минут.
   
Ей доводилось слышать, что иных представителей рода человеческого голод иногда толкал на поедание себеподобных. Понять трепетного ужаса в глазах и голосах рассказчиков от чего-то не удавалось. Для неё подобное до недавнего времени было не просто нормой, а самой основой, обязательным условием в уравнении, результатом которому было выживание.
И если бы не странные правила странных людей в этом странном месте, она давно уже закусила бы парочкой соседей по серому корпусу.
Запах некоторых из них буквально одурманивал.
И ведь далеко не всегда наиболее притягательный аромат исходил от наиболее крупной цели.
   
Впервые её, не так давно успешно сформировавшаяся, человеческая оболочка затрещала по швам и грозилась развалиться на составляющие, когда она услышала запах существа, подобных которому в Изнанке не считала даже за полноценный перекус.
Так, семечки.
   
Маленькое, едва живое, трепыхающееся в тесной коробке и скулящее из, кажется, самых последних сил.
Сожрать его было бы даже милостью.
Которую Фэй сочла бы за счастье оказать в ту же секунду.
   
Но ей удалось сдержаться. Пришлось сдержаться.
Потому как существо было в руках хантера — одного из тех людей, которых ей следует если не бояться, то хотя бы уважать за их силу и умения.
   
Но сегодня голод встал выше даже этого незримого авторитета.
   
Она не следила за ними целенаправленно — просто увидела в отдалении уже знакомую человеческую фигуру с не менее знакомой ношей в руках. Но когда первый поставил вторую на землю, оставив без присмотра буквально на пару мгновений, сработала на чистых инстинктах вырвавшегося на свободу из тесной тюрьмы человеческой формы зверя.
   
Слизавший с пешеходной дорожки переноску и скрывшийся в ближайших зарослях неуловимый силуэт человеку и правда явно не принадлежал.
   

Когда её и, потенциально очень недовольного пропажей, хантера разделяет расстояние достаточное, чтобы почувствовать себя в безопасности, она останавливается. И неожиданно для самой себя мешкает, глядя на ошалевшее от таких фокусов с мгновенным перемещением существо.
Вопреки всякому здравому — с точки зрения хищника — смыслу возвращает вдруг себе человеческое обличие и присаживается у ближайшего дерева, продолжая рассматривать бьющееся мелкой дрожью тельце, которое по первоначальной идее уже должно было пойти ей на корм.
   
Люди определённо знали толк в врачевании. Маленькая несуразная зверушка уже не грозилась со дня на день отдать душу своему такому же маленькому и несуразному богу.
   
Она втягивает носом воздух, чем наверняка вызывает у своего пленника пару микроинсультов.
   
Да, смертью от него больше не пахло.
   
И это очень сбивало с толку.
   
Зачем человеку выхаживать что-то настолько бесполезное и беспомощное?
Сама она, как и большинство нечеловеческого в этих стенах, несли в себе потенциал, на который, наверное, и делалась ставка. Они сильны и опасны, они могут многое, что не под силу даже самому выдающемуся представителю человечества.
   
А что может это, кроме как скулить?
   
Она наклоняет удерживаемую в руках переноску и прислоняется лбом к решётке передней её части, заставляя тварюшку внутри предпринять очередную попытку слиться воедино со стенкой задней, и, с трудом подбирая слова, задаёт волнующий её вопрос:
   
— Почему..? Ты всё ещё живёшь..?
   
Но вместо ответа слышатся лишь пока ещё далёкие, но быстро приближающиеся шаги.